Ленин, сапёр и претензии Путина

Начало декабря ознаменовалось вроде бы не связанными между собой, но довольно знаковыми событиями. Сначала наш «национальный лидер» (слово «национальный» тут употребляется в его исконном значении — лидер некой одной нации, а не в смысле, придаваемом ему доморощенными англоманами, когда «национальный» тождествен «государственному») неожиданно агрессивно высказался в адрес Ленина, обвинив его в «закладке мины под тысячелетнюю российскую государственность». Если мне не изменяет память, Путин вообще впервые касается вождя мирового пролетариата (на самом деле, Путин в январе 2016 года высказывался на этот счет: «Управлять течением мысли — это правильно, нужно только чтобы эта мысль привела к правильным результатам, а не как у Владимира Ильича. А то в конечном итоге эта мысль привела к развалу Советского Союза, вот к чему. Там много было мыслей таких: автономизация и так далее. Заложили атомную бомбу под здание, которое называется Россией, она и рванула потом. И мировая революция нам не нужна была».прим.ред.) — про Сталина ещё были какие-то комментарии с его стороны, например, относительно Катыньского расстрела как акта возмездия за гибель красноармейцев в польском плену после неудачной попытки советской интервенции, а Ленина (как, впрочем, и Хрущёва с Брежневым) особенно не трогали, разве что в связи с возникающими время от времени предложениями по поводу дальнейшего пребывания его останков в мавзолее. Да и то на уровне президента данная тема не обсуждалась. Поэтому любопытно, что же актуализовало Ильича спустя почти сто лет после его ухода из политической жизни (с 1921 года Ленин практически не участвовал в управлении страной по причине резко ухудшившегося состояния здоровья).

\"\"

Ну, во-первых, нацлидер сильно со сроками загнул — российскую государственность можно исчислять от Ивана III, т. е. ей лет пятьсот с небольшим, до этого были разные конкурирующие проекты — Новгородский, Киевский, плавно превратившийся в польско-литовский, Московский; некоторые историки не без оснований вообще их, обобщая, соединяют в некие периферийные политические эволюции большого улуса Джучи.

Во-вторых, Ленин хоть и был фигурой, безусловно, противоречивой, но также безусловно он был политический гений, равных которому не было в ту эпоху. В политике Путину до Ленина как со стерхами на дельтаплане до Аляски: в том кровавом хаосе, накрывшем страну не по вине Ленина, а скорее предыдущей власти и соперничающих за власть разнообразных сил и группировок — никто бы не смог в сжатые сроки воссоздать страну практически в прежних границах: ни Троцкий, ни Сталин, ни Деникин с Корниловым, включая даже Врангеля в черкеске и Колчака с золотом. Собирателем земель Ленин оказался блестящим, и кое-кому у него поучиться бы в методике и стратегии. Вообще, в отношении нацокраин Ленин, вопреки бульварно-вульгарному взгляду доморощенных «экспертов», влияющих, судя по всему, и на мнение нашего гаранта, был вполне себе такой имперцем и державником, это отмечали даже его заклятые враги: например, адмирал и великий князь Александр Михайлович писал: «…на страже русских национальных интересов стоял не кто иной, как интернационалист Ленин, который в своих постоянных выступлениях не щадил сил, чтобы протестовать против раздела бывшей Российской империи…»

В пользу его прозорливости и политической гибкости свидетельствует, например, его союз с Мустафой Кемалем, нейтрализовавший пантюркистов и тем самым резко снизивший потенциал национально-освободительных движений в Центральной Азии и на Кавказе. Эти договорённости сохранили нейтралитет Турции в период Второй мировой войны, и даже Сталин не решился на них посягнуть, хотя ряд советников в победной экзальтации предлагали присоединить к СССР «западную Армению» и «Лазскую область», включая Трабзон и Карс.

Но вообще, гадать особо не приходится, что нынешняя власть ставит Ленину в вину: считается, что это он продавил федеративный план устройства молодого советского государства вопреки мнению Сталина, отстаивавшего так называемую «автономизацию». Т. е. нацокраины не должны были стать, по замыслу Сталина, возглавлявшего наркомнац, равноправными субъектами, оставаясь на правах автономий с назначаемыми из центра «губернаторами». Разумеется, и эта точка зрения весьма поверхностная, ибо советский федерализм был велением времени и не ослабил «тысячелетнюю Россию», а наоборот — он стал единственным способом сохранить и упрочить её. Благодаря ему и территория прирастала: сегодня как-то не принято вспоминать, но сеймы стран Балтии в полном согласии с демократическими процедурами присоединились к СССР (ведь его конституция предусматривала не только сецессию, т. е. отделение, за что клеймят державники, да и Путин как-то мимоходом прошёлся по теме, но и акцессию, т. е. присоединение), а их население тепло и приветливо встречало войска РККА (увы, из песни слов не выкинешь).

Это потом начались проблемы, когда последовали репрессии для новоприсоединённых уже как для «своих», депортации и насильственная русификация: на место депортируемых надо ведь было кого-то заселять, тут и пригодилась колонистская масса из метрополии.

В управленческом смысле федерализм снимает напряжение, неизбежно возникающее между частями разнородной по составу и колоссальной по размерам, феноменально сложной страны. Большие территориально-экономические агломерации, объединяющие по несколько субъектов по инфрастуктурным и макроэкономическим признакам, а также для осуществления прорывных мегапроектов, также могли бы существенно снизить центробежные явления. В позднем СССР началась реализация такой программы, но затея сплотившихся вокруг Ельцина патриотов-державников под названием «Россия» её похоронила.

\"\"

А дальше на этом так называемом Совете по правам человека началась уже совсем фантасмагория, или, как ныне принято выражаться, «полный зашквар». Режиссёр Сокуров, сознательно или нет, скорее всего как тонко чувствующий мизансцену киношник, начал люто троллить президента вопросами про соответствие отца и сына Кадыровых высокому званию героя России. В переводе на человеческий это означало: «если вы такие крутые и тысячелетние, почему до сих пор откупаетесь от окраинных варваров, т. е. практически платите им дань»? Президент троллинга не понял и ответил в духе «иногда нужно проявлять политическую гибкость». Зато всё понял младший Кадыров, однако последовавшая реакция была немного сумбурная и какая-то нервно-истерическая: стал приводить в качестве аргумента количество «выведенного из леса» народу и тем самым сохранения соответствующего числа жизней солдат метрополии, и прочее в том же духе. Какая-то бухгалтерия, достойная хорошего счетовода, но совсем не героическая сага о спасителе отечества.

Спустя всего три дня после данного заседания СПЧ наступает День конституции. И что мы слышим от её гаранта? Что «сама жизнь» требует нового осмысления документа и что толкование и интерпретация его отдельных норм и положений — непрерывный процесс. Некоторые наблюдатели сочли эти слова намёком на готовящиеся изменения в основном законе. Пресс-секретарь Песков сразу опроверг эти домыслы, сказав, что ему о подобном неизвестно (что, впрочем, не значит ничего, ибо никто не обязан ставить в известность о таких мероприятиях пресс-секретаря), а также крайне обтекаемо, полностью в стилистике своего шефа разъяснил, что в конституции есть «незыблемая часть» и часть, соответствующая «реалиям времени». Т. е. по сути признаётся, что некую часть конституции допускается изменять в соответствии с некими «реалиями». Хотя, по смыслу самого основного закона, это он должен формировать пресловутые «реалии», а не подстраиваться под них, и именно в этом состоит задача её, конституции, гаранта, т. е. президента — зорко стоять на страже основного закона, чтобы даже Зорькин не проскочил.

Причём можно догадаться, какая часть «незыблемая»: в этом своём выступлении на встрече с членами Конституционног суда Путин много рассуждал о соответствии общепризнанным мировым стандартам «в сфере защиты прав и свобод человека». Та же часть конституции, касающаяся прав и свобод народов, в главе 3 закрепляющая федеративное устройство государства, может подвергаться «толкованиям и интерпретациям» в соответствии «реалиям времени». То есть, резюмируя, можно заключить: возможно, нас ожидает попытка существенного переформатирования госустройства России через изменения в конституции в части ликвидации либо укрупнения с сопутствующим обезличиванием национально-территориальных образований. Вероятно, всё это будет происходить в контексте «проблемы 2024», пресловутого трансфера власти — скорее всего, для того всё и будет затеяно в логике «новая конституция — новое государство — новый (старый) президент», или как его там поименуют, может, председатель, как товарища Си.

Данный процесс вполне способен катализировать разнонаправленные тенденции — как центробежные, так и центростремительные, эта реформа «на разрыв», и для её проведения нужны очень серьёзные ресурсы, в том числе административные, задействован широкий политический инструментарий, и не помешает тщательное моделирование возможных сценариев; к тому же внешнеполитическую обстановку бы поблагоприятнее, постабильнее, чем сейчас, ведь две одновременные войны на удалённых друг от друга ТВД, пусть даже гибридные, не спишешь на случайную флуктуацию, это важный фактор, так или иначе влияющий на внутренние события. И денег понадобится немало, такие изменения требуют чрезвычайных монетарных и фискальных мер.

Нынешние правители ясно видят нежизнеспособность модели, выбранной четверть века назад, и понимают срочную необходимость её изменения. Однако инстинктивно склоняются к привычной и традиционно ошибочной для России стратегии на усиление централизации через атаку на национальные идентичности и их проявления в госстроительстве, тем самым рассчитывая повысить управляемость. Что, конечно же, неверно — изучай они хотя бы азы кибернетики, понимали бы, что управляемость сложных систем повышается (пардон за тавтологию) усложнением, а не упрощением, алгоритмов управления, создание гибких контуров, своевременно и адекватно реагирующих на кризисы. Централизованная система на такое не способна просто в силу того, что сигнал о событии из периферии в центр и реагирование на него по линейному принципу происходит с неизбежным запаздыванием, т. е. когда негативные последствия уже непредотвратимы. Попытка наладить подобное линейное управление из центра в период Андропова-Горбачёва, предпринятая через разные «узбекские дела» и их аналоги в республиках, сомнительные кадровые решения вроде замены Кунаева на Колбина погрузила в хаос и быстро разнесла гораздо более прочную советскую конструкцию, дополнительно армированную партийной вертикалью.

И как бы многострадальной России в руках сегдняшних реформаторов не повторить судьбу того самого улуса Джучи, из которого она когда-то, пять столетий назад, возникла, чтобы его поглотить.

МУРАТ ТЕМИРОВ